«На свет я появился в 1966 году, в роддоме на Пролетарке. Детство провел на Самотёке, где жил с мамой, — плывет по волне памяти Сергей Трофимов, — …Мама была главным библиографом Института научной информации по общественным наукам, а папа, Вячеслав Владимирович, работал на заводе имени Хруничева. Мама и бабушка посвятили свою жизнь библиотечному делу. А две мои прабабушки в царские времена даже получили воспитание в институте благородных девиц.

Самотёка тогда была не такая, как сейчас. Было ужасно интересно жить в Москве того времени, еще сохранились старые дворы, в которых мы — пацаны играли футбол и в «казаков-разбойников», пели под гитару, влюблялись.

У нас был потрясающий район. Я жил на Втором Волконском переулке, из которого можно было по крышам добежать аж до музея Советской армии. Целый квартал можно было пройти, перепрыгиваяс крыши на крышу. Это было наше самое любимое занятие. Мы жили на крышах, как Карлсоны. И дрались, и мирились, и играли. Время было золотое. И я действительно был влюблён во всех девчонок сразу.

Когда мне исполнилось пять, к нам в детский сад пришли какие-то тётечки с дядечками, устроившие прослушивание детей. Так и попал в хоровую капеллу. С полдевятого до двух — общеобразовательные предметы, а потом до вечера — музыкальные. В шесть лет меня взяли в первый класс этой же школы».

Трофимов, как обычно скромничает, просто констатируя факт приёма в известную на весь Советский Союз школу. Попасть туда человеку случайному было практически невозможно, опытным педагогам было мало наличия абсолютного слуха, они старались разглядеть в ребёнке большее — тягу к гармонии мира, талант.

В 7 лет школьник написал свой первый вальс на клочке туалетной бумаги в больнице; в 10 уже сочиняет фуги, этюды, пытается создать сонату. Воспитанный на музыке Баха, Монтеверди, Моцарта, Шуберта, Баратынского, Рахманинова, Гершвина (произведения этих композиторов исполнялись учениками Московской хоровой капеллой мальчиков), Сергей неустанно ищет свою «мелодию». Особенно его притягивает фортепиано: мальчик без устали совершенствует владение инструментом, импровизирует, сочиняет…

И ему и, тем более, учителям понятно, что путь Сергея лежит в мир серьезной классической музыки. Но Бог распорядился иначе.

«В 13 лет, когда я был в лагере, мне здорово не повезло… Хотелось показать удаль перед девчонками и я на игре «Зарница» полез на дерево, где располагалась смотровая площадка. Вышка оказалась плохо закреплена, и я упал с 12-метровой высоты, выставив вперед руки. Удивительно, но, оказавшись на земле, боли я сначала не почувствовал. Она пришла потом дикая, пронизывающая…

Диагноз — множественные переломы обеих рук… Мне делали операцию за операцией. Врач собирал мне руки ювелирно, как реставратор восстанавливает старинные вазы. На реабилитацию ушли месяцы…».

Казалось, тяжелейшая травма, закрыла перед Сергеем дверь в большую музыку, но в это тяжелое время пришли стихи. Музыка трансформировалась в строки. Как будто, кто-то свыше указал ему выход из тупика.

«И вот в это время словно плотину прорвало — у меня стали рождаться стихи. Записывать я их не мог и диктовал друзьям. Возможно, не будь этого рокового случая, я стал бы совсем другим. За это время я внутренне сильно изменился — научился общаться с собой, прислушиваться к себе тому, который внутри. Я мечтал о дне, когда мне наконец-то снимут гипс. И вот он настал. Руки представляли жалкое зрелище синюшно-бледные, сморщенные. И они совсем меня не слушались. Начал их восстанавливать. Всё через адскую боль, даже в обмороки падал. Я стал угрюмым, отчаявшимся, в голову лезли разные мысли…

Руки не разрабатывались ни в какую. Тогда я пошёл на карате, начал поднимать тяжести… Спустя полгода руки мои начали потихоньку разгибаться… Падая с высоты, я мог остаться инвалидом, мог и погибнуть. Но Бог меня хранил.

Помню, в начале 7-го класса кто-то пришел и позвал послушать на бобине Queen, «Богемскую рапсодию». Это был шок. К 8-му классу я вдруг открыл для себя AC/DC. Полная свобода духа!»

Ведь именно песня — самый разнообразный жанр. И музыкант в полной мере воспользовался своими знаниями и природным даром. Будучи прекрасным мелодистом и симфонистом он мастерски овладел самыми разными формами песенного творчества. Сегодня в его репертуаре можно найти романс и кантри, цыганские напевы и блюз, рэп и классическую эстраду, вальс и твист, бардовскую песню и рок-н-ролльные композиции.

Казалось бы, откуда у музыканта такое развитие чувство русского языка, как живого организма. Порой кажется Трофимов просто из воздуха, из голосов прохожих, из автомобильных гудков и шелеста крон «ткёт» шедевры. Ну, тут уж так, либо дано либо — нет. Но к дару следует добавить воспитание и правильные книги. Страсть Сергея к чтению переросла с годами в увлечение… нет, не собирательством древних рукописей Гуттенберга, но… сравнительным языкознанием. Это наука почти такая же сложная, как, например, квантовая физика, только вместо формул и цифр там присутствуют формулы и буквы. К такому хобби просто так не приходят, к нему надо быть как минимум готовым, иначе просто не поймёшь ничего.

Поэтому ни музыку ни стихи Сергея Трофимова не спутаешь ни с чьими другими, даже когда звучит его песня не в авторском исполнении, а в версиях других исполнителей (Трофимов, напомню, пишет очень для многих звёзд нашей эстрады), она моментально узнаваема. Особенностью его стиля является разговорный язык, придающий стиху непосредственность и обаяние живой речи, а песне красоту и простоту восприятия на слух. Профессиональный навык оркестровки и абсолютный слух, позволяющий моментально раскладывать мелодию по инструментам, помогли Сергею стать аранжировщиком своих произведений.

Однако, не будем забегать вперед…

После школы поступил в Московский Государственный Институт культуры, там познакомился с казачьими песнями, с северными русскими песнями, — ездил в фольклорную экспедицию на Дон. Если бы я закончил институт, то бы был в каком-нибудь ДК руководителем народного коллектива. Но, проучившись года три, я ушёл и поступил в Консерваторию на факультет теории композиции. Однако и там учиться не стал, потому что не соответствовало все это моему духу. Хотелось заниматься в первую очередь музыкой, а не основами марксистско-ленинской философии. Ведь композиторы и музыканты считались в то время идеологическим рупором партии.

Помню, как на экзамене я спросил у преподавателя, чем отличается буржуазный до-мажор от пролетарского.

«Вы никогда не сдадите мне научный коммунизм, Трофимов» — прозвучало в ответ.

Это стало последней каплей, к тому же незадолго до этого меня исключили из комсомола, поймав с подшивкой запрещённого антисоветского журнала «Посев». Я долго рассказывал, что мне не интересна буржуазная пропаганда, а в журнале я читаю статьи Севы Новгородцева про рок-н-ролл. Но меня все равно отчислили…

В начале 80-х мы собирались на Пушкинской площади и орали во всю мощь. Завсегдатаев было человек двадцать. В основном это мои школьные друзья из хоровой капеллы, поэтому, то, что мы творили там, сложно представить! Так, Queen раскладывали свои песни на 8-10 голосов, а мы на 15-16. У нас вся площадь на ушах стояла!

Тогда у меня была группа «Кант», и мы с успехом выступали под подмосковным окрестностям, деревням, Домам культуры. Это был такой интеллектуальный арт-рок. Нам даже деньги платили…

В 1985 году мы стали лауреатами Двадцатого Всемирного Фестиваля молодежи и студентов. Тогда же ко мне оборотилась юная Света Владимирская. И я ей написал песню «Я тебя не хочу потерять», которая стала её первым хитом и за которую её муж, Володя Владимирский, заплатил мне 150 долларов. Это был первый гонорар.

В то время я работал в ресторане «Орехово», и у нас была целая программа, состоящая из моих песен.
В 1987 году я ушёл из ресторана. С гитарой ездил по России в составе концертных бригад. Тогда при райкомах комсомола были созданы музыкальные кооперативы, которые организовывали концерты и гастроли. Мы ездили с «Миражом», с «Ласковым маем», с Жанной Агузаровой… Выступали по пять концертов в день называлось это «чёс».

Потом случился 91-й год: кто-то кинулся деньги зарабатывать, кто-то уехал из страны, кто-то спился, а мне стало как-то не по себе. Сейчас я уже, наверное, могу сформулировать почему.

«Умники лукавые, пророки-мудрецы,
Вечные спасители народа.
Дайте мне чего-нибудь, чтоб не отдать концы
От такой навязчивой свободы.
Эх, Россия милая, крещеная земля!
Говорят, ты Божия невеста…
Как же это вышло-то, что нынче для меня
У тебя родимой нету места…»